Высокие же сухие травы, поднимающиеся от подножий панельных хрущовок, из которых З.У. и состоит в основном. Состоит как школьное уравнение среднего уровня сложности, как заданные фигуры прикладной геометрии, ибо перенесены из своих 80-ых во времени и пространстве, и мы лишь жалкие переменные - подставленные в углы, основания, заполнившие их площадь.
Также мы можем быть покорителями пространства, когда несёмся в густой ноябрьской черноте, залёгшей по обе стороны дороги, вперёд и вперёд, рассекая тьму и двигаясь по заданному вектору. Влекомые вслед за невидимым курсором; а если идёт снег - то возникает полная иллюзия полёта - так, снежные кристаллы звёзд впиваются в лобовое стекло, а мимо мелькают лишь щиты с надписями космических и заправочных станций: Мегет, Саватеевка, Тельма...
В последней - при свете дня - я видела женщину с тележкой, которая полоскала бельё в ледяной воде речушки в центре посёлка - через дорогу от церкви, но со стороны обелиска. Она полоскала бельё, от него шёл пар, она выкручивала, встряхивала, а после складывала на тележку. В камышах прыгал крошечный клубок чёрно-белого котёнка, которого только мой ястребиный взор и смог рассмотреть.
Все пассажиры по дороге туда спали, разморённые жарой, но бабушка, сидящая рядом деликатно сказала водителю:
- Молодой человек, побойтесь бога - выключите печку.
И в ту же минуту благословенный холод пополз по моим ногам, которые припеклись к печке под сидением, доставляя мне невыразимое страдание.
На обратном пути я стояла в черноте Привокзального и любовалась молодой супружеской парой, которые провожали в Иркутск подругу, а с ними была коляска с нарядными близнецами - в розовом и голубом. Розовый и Голубой помпоны важно кивали, улыбались, махали. Девушка нырнула в жаркое чрево маршрутки передо мной, а я оказалась впереди молодых людей, с которыми стояла на остановке и успела выслушать биографию первого. Они не виделись около десяти лет, но, судя по всему, учились в одной школе... После я отгородилась от мира, а когда вытащила наушник, то первый уже занял позицию сочувствия, ибо они поменялись ролями.
Пётр: - Нет, я оставлю электрогитару как хобби... а буду юристом. Они неплохо зарабатывают.
Павел: - А я считаю, что мог бы и дальше развивать своё стремлениье... ты слушай, что у тебя на сердце. Склонность души своей! Вот я, простой технарь, и то имею дома барабанную установку.
-В детстве я ездила на конкурс в Ангарск... играл там «хава нагилу».
Спустя семьдесят километров я могла быть уже прижизненным биографом и Петра, и Павла, а сама подумала, что сегодня ночью оба будут спать как апостолы, успокоенные этим часовым диалогом в исповедальной тьме маршрутке при двенадцати свидетелях.
После я ехала в городской маршрутке, где папа с мальчиком задумчиво кусали один пирожок с картошкой и заворожённо смотрели в чернильную тьму, проплывающую за окном, а рядом сияла ярко-красными, оранжевыми и жёлтыми герберами женщина с яркими губами. И картинка эта была столь нарядной и праздничной, что примиряло меня с переносом праздника с 7-го ноября на 4-ое, т.к. съездить в Засолье - это съездить в революционную открытку моего детства. Но без гвоздик... ибо все они замёрзли бы на таком морозе.
Зато, пользуясь тем, что время там остановилось, мы продлили себе Хэллоуин: Филибер и Хелен выдолбили тельминскую огромную тыкву, я же привезла свою, маленькую, купленную мной и мамой во время сентябрьской поездки в круглый инопланетный рынок города А., напоминающую о временах гроздьев, астр и несбыточных надежд.
Мы ели холодный арбуз, лежащий с тех самых астр, у арбуза был хитрый глаз в виде семечки, красно-кровавая пасть с лохмотьями арбузной плоти; мы ели чёрный торт с розовыми розами, выпеченный "Шоколадным раем" города А., и я задумчиво изучала этикетку с Винни-Пухом:
-Почему у них Винни и котик на логотипе?
Филибер: - Художник собирался нарисовать Пятачка, но не вышло - исправил на котика.
И мне сразу всё стало ясно.
Накануне я пекла американское печенье - целую гору печенья с глазами, а Филибер довершил всю композицию изящным штрихом из силуэта летучей мыши на тыквенном боку, дерева, могилы и креста.
И пели мы песню, которую нам прислала Аня из Африки (она уже не из Африики, но иначе не звучит), пели долго, со вкусом... А вечером я глянула в Википедию и убедилась, что песня эта - колядка именно ко Дню Всех Святых.
Значит, все обряды были соблюдены, и нас, взяв под руки и снабдив всем необходимым, переправят прямиком в зиму.
A soul! a soul! a soul-cake!
Please good Missis, a soul-cake!
An apple, a pear, a plum, or a cherry,
Any good thing to make us all merry.
One for Peter, two for Paul
Three for Him who made us all...
В Засольском магазине завезли швейцарский шоколад "Фрей" с перцем и лимоном, а ещё - яблочное пиво за тридцать девять рублей. Но я не рискнула. Купила тыквенного сока, коим и Филибер запасся, как оказалось.
-Вот если бы триста тридцать девять, - сказал я. - ни минуты бы не сомневалась. А так... дождёмся сливочного.
Филибер и Хелен кивнули и углубились в кружки с шоколадным чаем, которого ниспослал нам Бог и Филибер в этот ноябрьский странный день.
