А открыла на:
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.
И стоя в нелюбимой кухне нелюбимой квартиры, ночью, закончив работу, обретя покой на пару часов, наливая кипяток в чашку, вдруг открыла рот и отчётливо договорила вслух остальное, как будто не прошло десяти лет, когда я знала это наизусть:
Не веря воскресенья чуду,
На кладбище гуляли мы.
- Ты знаешь, мне земля повсюду
Напоминает те холмы.
. . . . . . . . . . . .
.. . . . . . . . . . . .
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.
От монастырских косогоров
Широкий убегает луг.
Мне от владимирских просторов
Так не хотелося на юг,
Но в этой темной, деревянной
И юродивой слободе
С такой монашкою туманной
Остаться - значит, быть беде.
Целую локоть загорелый
И лба кусочек восковой.
Я знаю - он остался белый
Под смуглой прядью золотой.
Целую кисть, где от браслета
Еще белеет полоса.
Тавриды пламенное лето
Творит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой стала
И к Спасу бедному пришла,
Не отрываясь целовала,
А гордою в Москве была.
Нам остается только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
Осип Мандельштам - Марине Цветаевой
Никогда не знаешь, где и когда тебя настигнет прошлая жизнь, и как она, в нужный момент, поддержит.