— Неслабо, однако, — говорит Тоня в мрачные минуты, — закадычный друг у меня — упрямый старый пень. Всё же выбор в Глиммердале прискорбно мал.
(Мария Парр)
Хожу на стажировку в садик. Что я могу сказать? - воспитательница мне попалась возраста моих собственных (не самых старших) детей, но это бы полбеды...
-Почему ты такая взрослая? - строго спросила она. - Надо кричать и корчить рожи - тогда дети будут думать, что ты их друг.
У неё такой пронзительный громкий голос, она всё время кричит задорно и весело, и я вспоминаю себя в четыре года: ничего не изменилось. Ни-че-го. Я по-прежнему исповедовала бы только две поведенческие модели - либо орать как резаная, заткнув уши и катаясь по полу; либо - сидеть в углу, уставившись в одну точку - авось забудут обо мне.
Поэтому меня по-прежнему изумляют нормальные дети, которые тут же пытаются со мной общаться (на английском), суют игрушки и... в общем-то спокойны. Видимо, их не мучает несовершерство мира. Или они, в отличае от меня, не страдают тотальным недоверием к окружающей действительности.
Но вспоминаю, что в лучшие дни, когда я честно вела себя так, как того требовалось, учительница хореографии показала на меня пальцем и сказала товаркам: - А эта вообще чёртова истеричка.
-Желаю тебе умереть от рака желудка с ме-та-ста-за-ми, вот, - подумала я, доброжелательно глядя на неё из песочницы, где орудовала пластиковой лопаткой.
