Филибер, кстати, поддержал меня в нежелании принимать бэта-блокаторы (я ставлю эксперимент каждый год). У меня спортивный интерес - будет или нет? Кроме того, в любом случае, вариантов множество. Как-то раз я умудрилась пролежать в плохой больнице по совсем другой причине, а затем - в очень хорошей - за одну осень. А были годы, когда нигде не лежала, но было препаршиво.
Удивительно, но когда я с Вэндиварей - то "чувствую силу" (Варя джедай, или кто вообще?) - и всё оно возвращается на места: чудеса происходят легко и просто - как раньше. Мы прошли сто метров, а улицу тут же перегородила невероятно длинная фура с закатными силуэтами бизонов, нарисованных на бледно-розово-голубом боку.
И хрусткие листья под ногами, и тепло, тепло, тепло... но не так, что зной, а так, чтобы сидеть в моём секретном дворе, на скамейке под елью, ощущая спиной тепло золотистых топинамбуров, красно-кирпичной стены шведского дома, загребая носками песок детской площадки.
И когда Вэндиваря растворилась в дали Декабрьских Событий (это улица), я всё равно ощущала её присутствие - в появлении матери с коляской близнецов, в молодом человеке с футболкой с Аль Пачино на груди, в голубоглазом прекрасном джентльмене пяти лет от роду, который открыл и придержал для меня дверь гастронома; в то, что нам с мамой сегодня в "Мамочке" опять досталось пустое свободное купе (там так организовано пространство кафе - с деревянными дощатыми столами и кожаными узкими диванчиками, с полками и отделениями для одежды; с окном в конце стола); компот в большом стакане, а кофе налили в настоящую, не пластиковую, кружку со щербинкой...
И как пел когда-то Фредди Меркьюри: "Fairytales of yesterday will grow but never die" (сказки моего прошлого вырастут, но никогда не умрут) - с Вэндиварей эта уверенность отчего-то становится непоколебимой.
Мы с мамой сегодня покупали мне в благотворительной лавке джинсы. "Ватрушки" на Дзержинского больше нет (я плакал!), "Сардельки" нет, поляны Иркута тоже... но хотя бы ежегодный поход за джинсами остался.
Это напоминает эпизод из фильма с Мишель Пфайфер и Сиршей Ронан, где мать и дочь выбирают джинсы. При этом фитюлька Сирша появляется из кабинки зарёванной с воплями: "Я толстая корова!.." У нас всё также, просто я появляюсь с воплями: - Всё спадывает!
Ну, а детское я надеваю, соответственно, с воплями: - "всё короткое!"
Спустя час я нахожу что-то, что мама с отвращением считает безнадёжно немодным (у мамы талант, и она мне в этой благотворительной лавке платье от шанель как-то за сто рублей купила); с надеждой протягивая мне джинсы "бенеттон", но в них можно запихнуть меня и ещё одну девочку (в каждую штанину).
Зато это немодное и широкое (я люблю широкие штанины любовью Маяковского, видимо) крепко держится на костях, а внутрь войдут шерстяные колготки и меховые сапоги, я практично полагаю.
Почему-то я полюбила ходить по Карла Либкнехта или Партизанской вверх и вниз, несмотря на то, что никакой памяти мне там фактически не оставили, но зато я отчего-то вспоминаю, что однажды осенью видела там трепещущий мак - точно такой, как в рекламе духов "Кензо" (у меня сегодня обилие брендов, кажется); и то были счастливые времена. Из тех же времён мне прилетел пакет (ну, спасибо, что не пакетом!) в... так, ладно. Короче, в супермаркете. На бумажном пакете напечатано колесо обозрения и Эйфелева башня на фоне кисельного заката... в нём я носила игрушки, книжки и термос в незапамятные счастливые времена.
Мысли о термосе натолкнули о на мысли о бутербродах и походе на природу... природа, надо сказать, служит мне нынче громадным утешением. Вот, клёны... некоторые из них желтеют целиком. Некоторые - с проблесками румян и сполохами фиолетового цвета... а некоторые - не желтеют вовсе! Но сохнут по краям листочков, а потом кончики у них загибаются как звериные когти... и я ломаю голову - отчего так?
Речь идёт об американских клёнах, ибо других у нас нет. Как, впрочем, дубов и многих других деревьев.
Впрочем, я рада, что они разрослись перед нашими домами так, что я хотя бы летом не вижу соседних домов, улицы и вообще - одну только шумящую зелень и лимонный свет, сочащийся сквозь него в сентябре.
И ещё вспоминаются давние годы, когда я впервые заслушивала песню со строчкой "I was wrong, I will cry, I will love you to the day I die", и уверенность в том переросла и эти годы, и все последующие "до дня, когда я умру"), т.к. есть люди из моего прошлого, которых я люблю по-прежнему, не уставая, не иссякая, и знаю, что никогда не перестану. Именно эти прошлые годы, казавшиеся довольно печальными в те времена, сейчас поддерживают и ободряют, обступая и кивая со всех сторон.
-Но по институту я, разумеется, не скучаю, - фыркнула я, припоминая Вэндиваре её пророчество.
Подсчитали, кстати, что в "Мамочке" на площади мы были последний раз в 2009 году. И я, как обычно, сочла это хорошим знаком, т.к. девятый год был счастливым, и я всюду ищу его приметы, т.к. не может быть, чтобы на жизнь человека приходился лишь один счастливый год (без вселенской любви, трагедий, горя, смертей и мелких потрясений). И я свято верую, что какой-то ещё год я поставлю на эту же полку "памятных дат". Две тысячи десятый тоже был хорош, но он был тяжёлым во всех смыслах - учёбы, работы, здоровья, любви и пр., поэтому... я больше как-то склонюсь к спокойным годам. И спокойствию вообще - т.к. именно этого всегда хочу (но я та ещё мегадрама, и ничего с покоем не складывается...).
Дети возле 21-ой школы лазят в дыру в заборе по-прежнему. А я и не знала, что она до сих пор существует!.. Мы там лазили когда-то с дедушкой. И я всё думаю, что надо завести внуков. Только ради того, чтобы их тоже научить лазить через эту дыру. Наш с дедом "Край света" застроили домами, но портал-то остался! - а значит, не всё потеряно. Точно вам говорю.
Под катом много покоя. И мечт. Всё вежливо потырено в сообществе "The Forgotten Garden" и ещё откуда-то:
