После меня вообще занесло в дом литераторов. Тот, который со львами. Собственно, ради того, чтобы там внутри побывать (всегда хотела, но забывала), а в итоге оказался хороший спектакль. Настолько хороший, что я вообще не думала про его "любительский" или "нелюбительский" там уровень. По Лескову, с которым у меня никаких, в общем-то, отношений не сложилось.
А я пришла - оценила лестницу, уходящую ввысь, зеркало во мгле, выщербленный дубовый паркет, рассыпающиеся стены, сквозь которые проглядывает дранка, осыпающиеся двери в стиле модерн и ржавый ключ, на который эти самые двери закрываются; а потом села в обшарпанном советском зальчике и вяло подумала, сколько я в жизни отсмотрела спектаклей, но как я мало помню - не о сюжете говорю, а даже о самом факте. И спустя пару лет забуду, как провела какую-то из мутных суббот апреля, когда яркое солнце всё же пробивалось сквозь дымку и советские шторы, напоминающие расцветкой моё крепдешиновое платье дошкольного детства.
Но что-то я недооценила контакта с русской литературой, которая всегда на меня действовала как любовь или наркотик, и совсем забыла, что это практически единственное, от чего у меня бьётся сердце, если не от какого-нибудь ужаса или приступа.
И, если с точки зрения медицины, психологии, спокойствия и жанра "полюби себя", "работай с утра до ночи" - то нет ничего здорового в том, что там Лесковский текст выворачивает у тебя внутри, какие обвалы и обрывы, какие печали, радости, недоумения, терзания; но как же славно, что что-то выворачивает, задевает и болит.
В итоге, весь вечер читала маме стихи из поры десятилетней давности, пела песни, разве что колесом не ходила - никак не могла угомониться часов до трёх ночи. А ведь уже год ложусь в десять вечера баиньки, как мои собственные дети.
И как бы не уходить с головой в английскую речь, но русская речь нападает внезапно, из-за угла, выбивая почву из под ног, но как же как в семнадцать лет, когда "а уже тишина начинает сигналить воюще, уже сердце растет, как сказочное чудовище" (всегда было невероятно, как Вера Полозкова могла так точно описать предреанимационное ощущение?).
Словом, работаешь-работаешь, думаешь, что задавил в себе всё ненужное, а оно подкрадётся в виде "Павлина" Лескова, и опять начинаешь переживать и пережёвывать эту никому не нужную мысль о возможности любви, добра, дружбы, бога, слова, и чего-то вообще не называемого, чёрт его разберёт - что это вообще было?
Хотя, конечно, просто ностальгия по детству, юности, прошлому, которая нашпигован любой подобный выход, каким-то полузнакомым лицам из подобных мест, ничего больше... пойду в понедельник на работу, буду скользить по прежнему графику, всё сгладится от усталости, но... как же хочется чего-то большего - того необъяснимого, без чего совсем не хочется жить, а только работать.
