И поэтому мысленно я отъезжаю закрываю глаза под капюшоном и отлетаю в Италию...
Когда страшишься смерти скорой,
Когда твои неярки дни, -
К плитам Сиенского собора
Свой натруженный взор склони.
Скажи, где место вечной ночи?
Вот здесь - Сивиллины уста
В безумном трепете пророчат
О воскресении Христа.
Свершай свое земное дело,
Довольный возрастом своим.
Здесь под резцом оцепенело
Всё то, над чем мы ворожим.
Вот - мальчик над цветком и с птицей,
Вот - муж с пергаментом в руках,
Вот - дряхлый старец над гробницей
Склоняется на двух клюках.
Молчи, душа. Не мучь, не трогай,
Не понуждай и не зови:
Когда-нибудь придет он, строгий,
Кристально-ясный час любви.
Александр Блок
и даже гул самолёта надо мной кажется какими-то неявным, ибо звуку требуется какая-то лишняя доля секунды в этом разреженном и замедленном воздухе ноября, когда навстречу тебе утром может проплыть совершенно седая девушка лет четырнадцати, машины взрёвывают и раскатываются на асфальте, поднимая взвесь ледяного песка и пара; даже самолётам требуется какое-то лишнее усилие (судя по звуку), чтобы взрезать собою толщу этого воздуха.
Сколько требуется людям - я вообще молчу. И только нежный голосок Богушевской льётся с утра над полупустой Карла Маркса и площадью с фонтаном, но без фонтана, который на зиму прикрыт фанерой и утоптан настом. Она поёт про нежные вещи, а я пишу... ну, или не пишу, а так... показываю. Транслирую. Передаю:

















- телефон не выдержал остроты сюжета и упал в воду в этот момент.
