Ещё очень нравятся пыльные хрустальные люстры в мечети, деревянные шкафчики для обуви, чугунные печные дверцы. Жаль, что не рассмотрела, что на них... и широкое сухое крыльцо - такое же как у Входо-Иерусалимской церкви - один крепкий и обветренный дореволюционный песчаник. Напоминающих о том, что есть где-то пустыни, пески, жаркие страны, Медины, Иерусалимы, Кербелы, Мекки и Палестины.
Во дворе меня подкараулил местный сумасшедший паренёк - точь-в-точь как мой памятный звонарь - только чуть помоложе. Тот уже помесь Андрея Белого с хрупким насекомым, а этому, наверное, лет двадцать... и что-то такое в лице, что сразу начинаешь отступать, морщась. О это нехорошее свечение в лице, подёргивание век и безумных голубых глаз, отсутствие гендерных или возрастных признаков. Совсем я негуманный человек, когда речь идёт о "иных" в тяжёлой форме. Именно о взрослых, ибо умилительного в них мало. Призывал верить и во Христа, и в Аллаха, я осторожно, но твёрдо его прервала, сообщив, что я экскурсовод, и это просто моя работа. Местный "звонарь" разочарованно исчез - растаял в облачке снежинок, не иначе. Подозреваю, что притяжение юродивых (штука на квадратный метр) - это мой личный крест за грехи гордыни, себялюбия, высокомерия, равнодушия, чёрствого эгоизма... короче, сполна получаю, не беспокойтесь, - думаю.
А потом мы с мамой купили лёгкий деревянный стол на кухню и быстро его несли - на манер носилок. Благо ровно три дома это... затем отправились в парк, где от бестолковой беготни по ветру так намёрзлись, что пошли в церковь греться. Купили свечки и воткнули в песок.
-Нам надо "за упокой", но в песок приятнее, - правда? - разжала я губы, похожие скорее на котлеты, обмётанные ветром, морозом и костлявыми мандаринами с пятнистой и тонкой кожицей, заполонившие прилавки супермаркетов.
После вышли на гору, но оттуда я позорно бежала ровно через полминуты, ибо мороз проникает всюду, как будто минус тридцать пять, и в лоб тебе летит ментоловая стрела, поражая не сосуды уже, а саму кость, делая её сперва одной сплошной болью, а затем сковывая не только лоб, но и челюсти, и вообще всю ту систему, которая отвечает за речь и её вербализацию.
В парке было уже тепло и весло - шуршание неприкрытых листьев по земле, шуршание гроздочек кленовых семян - этих гламурных серёжек - напоминающие "Леди коллекшн" и что-то из Трои? Древнего Египта? Главное, что всё одновременно. Потом откуда-то потянуло дымом, мама заностальгировала, и я протащила её немножко по нашей улице, т.к. всегда знаю, что дымами и детством пахнет снизу улицы Мадьяр. Всегда. Но вот доломают остатки чернеющей трухи, гниющих или обугленных деревяшек и... всё. Никакой терпкой базы с нотами амбры, ладана и "древесных нот". Одни невнятные альдегиды и новой жизни...
В общем, вернулись домой, но до того окоченели, что даже заходили в какие-то непрезентабельные и занюханные магазинчики на Трилиссера (4-ая Иерусалимская? - всегда забываю... я не сторонница возвращения старых названий ибо, уверяю вас, они тоже, поверьте, не блистали оригинальностью), в которых никогда в жизни не были. Продавщицы глядели недобро: - что-нибудь показать?
А что тут сказать? и они знают, и мы знаем, что зашли погреться и разогнуть пальцы в перчатках. Целое дело было этими закостеневшими пальцами засунуть фотоаппарат обратно в рюкзак, делая вид, что мне очень интересен ароматизированный чай и тонны пухлого, русского, сладкого печенья.
В общем, самое главное в этом дне были вечерние обжигающие пельмени, которые я поставила на плиту сразу, как вошла - ещё не сняв ни пуховика, ни шапки, ни шарфа. Но тут я замолкаю, ибо пельмени - их огонь и пламя, их обжигающую прелесть и святость воспел ещё Фраерман, и мне с ним не тягаться.