Но и я подотпустила эту тему - смирилась, наверное. Поэтому - если из могилы торчит дерево - то я старюсь его не вырывать, а философски думать, что оно вырастет на месте могилы, а железные тумбочки, изъеденные ржавчиной, всё равно скоро станут трухой.
А любимое Амурское кладибще исчезнет с лица земли на моих глазах: там у меня прапрабабушка и бабушкин брат - т.е., вроде, мало могил, но... вся прелесть этого кладбища для меня в том, что оно внутри города. В нескольких остановках от моего дома, а живу я практически в центре. Мои друзья бы стали спорить, когда бы я это заявила вслух и несколько лет назад, но некому мне нынче возразить. Поэтому могу писать всё, что захочу.
На кладбище к маминым родителям мы уже съездили в деревню. Даже там, за последние десять лет, плотность захоронений достигла таких размеров, что нужно опять прорываться и протискиваться, поэтому поход на кладбище - это всегда какой-то акт физики и воли одновременно. Надеюсь, я понятно описываю...
В итоге, сегодня мы бойко обработали несколько могил, а потом я заявила, что "схожу к тёте Гране" - это мамина двоюродная тётушка. К ней, по моим прикидкам, уже несколько лет вообще никто не ходит. Поэтому я прихожу: выдёргиваю наши прошлогодние цветы, сгребаю листья, перегной-компост, фантики от конфет и... пытаюсь найти побеги свежей травы, каких-то цветов, которых я никогда не увижу - т.к. летом мы не ездим на это кладбище... думаю, что это сплошная зелёная каша с вкраплениями жутких тумбочек, похожих на брустверы, на остовы проржавелых кораблей, на остовы звездолётов и пепелацев... и с вкраплениями камней подороже - чёрного или красного гранита с портретами, на которых все немного похожи на уголовников. А ещё советские камни напоминающие то ли мраморный пол, то ли бетонную крошку столовых и лестниц универмагов...
Кстати! Мы с мамой гуляем по местам, где прошли наши детства, и мама недоумевает на тему новоявленных фонарей-грибов; то тут, то там, знакомый амфитеатр скамеек, стайки скамеек под углом, трапециевидные урны... а я говорю:
- Мама, это тебе привет из Брежневских времён, сейчас зазвучит "та-та-там, та-та-там, та-та-там, там, там, там..." (напеваю начало из "Миллиона алых роз").
Словом, почистила я "цветник", смахнула пыль с проржавелой скобы, удерживающий серый памятник в виде напольной плиты из поликлиники, школы или больницы (у неё приличный памятник - это хорошо), воткнула одинокую белую розу и... поискала глазами, где бы помыть белое блюдце... но сейчас многие стали оставлять большие пластиковые бутыли с водой, поэтому сходила к соседям, помыла блюдце, сообщила памятникам: - Спасибо, люди добрые!
А потом ещё и разжилась огромным кладбищенским пакетом, который кому-то не понадобился, и те привязали его к оградке.
Оглядев дело рук своих, подумала, что... оставить это всё когда-нибудь уже будет не страшно. Ведь оторвались же мы - хоть и с болью, кровью, нервами от эпохи покорения космоса, а ещё от сервантов, слоников телевизионно-космического века, селёдки под шубой, застолий, песен "вот кто-то с горочки спустился", октябрьских звёзд, красных галстуков, партбилетов и всей той огромной эпохи, которая казалась вечной... но и она ею не стала. Впрочем, как и нынешняя не станет. Но это уже другая история. Покороче и побыстрее, как я сейчас ощущаю.
P.S. Спроси меня: о какой эпохе будешь тосковать ты? я подумаю и отвечу: двухтысячный год примерно. Там молодая Каменская с короткой стрижкой, в зелёной куртке и коричнево-бежевом платке вокруг шеи, идёт мимо странных витрин домой, а дома её ждёт очкастый Чистяков, приехавший из Жуковского.
