"Ариадна Эфрон писала Пастернаку про то, что вода, оправленная в лёд, напоминает ей старинные оклады на иконах. Только вместо тёмных лиц и рук святых - темнота и глубина воды. Никогда не встречала более точного определения. И как-то мне хорошо при мысли, что таким вот нехитрым географическим образом я с Алей всю жизнь связана
- что Ангара несёт мои мысли об образах к тому же Енисею, и совершенно не имеет значения, что сейчас в Туруханске нет никакой Ариадны Эфрон (и слава Богу, что нет), но в разреженном морозном воздухе время перестаёт иметь значения. Как когда я смотрю, ковыляя во тьме, с сумками, в чёрное небо с лодочкой месяца, то вспоминаю, как ковыляла, трёхлетняя, по двору, держась обеими руками за бабушкины руки - мы отчего-то ждали маму во дворе, где в глубине переливалась крашенными лампочками ёлка. И каждый раз, во тьме декабря, я себя ощущаю всё той же трёхлеткой, возле ёлки, т.к. ничего не изменилось. Ибо времени нет. Всё происходит одновременно; и так я в три года смотрела в ночную морозную тьму, обращась к маме, запаздывающей с работы, так буду обращаться к маме, которой уже не будет; так - обращаюсь ко всем, кого нет; более того, тех кого нет в моей жизни, я просто поместила туда, куда все они, рано или поздно, попадут... Словом, небо - очень вместительная штука, ибо всем, мёртвым и живым, хватает места; а обращаться к нему можно в любой момент, хотя именно в морозной тьме - это проще и ближе всего.

Болтая с молчаливым и терпеливым небом, я тёмными дворами доплелась до ближайшего обувного, где тоже была одна, но уже с тремя... нет, не парками, но продавщицами, которые были мрачны и молчаливы, ибо до закрытия оставались минуты, но я выбрала первые попавшиеся зимние сапоги, померила и купила, памятуя о том, что тридцатиградусные морозы были только несколько дней, и я пролетала их в осенних сапогах, не заметив, но почему-то крещенские морозы даются тяжелее ноябрьских. Это проверенно десятилетиями; если первые морозы ты не чувствуешь, не понимаешь; то вторые уже преодолеваешь, сменив перчатки на варежки. То же и с сапогами. Новое мусорное ведро, которое я заработала десятком утренников (нет, больше...), сапоги, - согласитесь, я к любому походу подготовлена. Даже во сне.
И пусть во сне снятся только меховые шкуры, мёртвые тюлени, белые медведи, янтарные лампы, печенье со специями, ром во фляжке, аэронавты, ведьмы на ветках облачных сосен и... прочая сказочная мишура "Золотого компаса", которая уже не первые раз прочно берёт меня в свои декорации, путая явь со сном".

автоцитата из 2014-го года, самый конец декабря