Мы не стали проходить вглубь, но мама велела мне пойти и рассмотреть рисунок оградки. Аккуратно я прошла вперед, подобрав юбки, стараясь не задевать венков. Оказалась в коридорчике, где были полированные и лакированные гробы, напоминающие пианино. То самое коричневое, лакированное, полированное пианино, которое было у меня в детской. На обратном пути я смахнула все-таки юбкой корзину с цветами, но больше никаких разрушений не произвела. Стала думать: к чему этот эпизод? а еще: "кто такое себе покупает?!"
А вот сегодня позвонила юная Майя (внимание! я ввожу новый персонаж, но есть подсказка: это девочка, которая подарила мне фигурку художницы Сьюзан Лоди
). Мы в этом году еще не разговаривали, поэтому я обрадовалась, т.к. хоть все и сложно, но не теряем друг друга из вида.
Она обронила фразу о том, что у нее завтра выпускной экзамен в музыкальной школе. А я спросила:
- У тебя уже какой класс?
-Пятый по всем предметам, кроме флейты.
-Отчего же так?
И Майя рассказала, что у них в районе музыкальная школа была в маленьком бараке, куда она пришла в августе далекого года, чтобы самостоятельно записать себя в ученицы. От барака остались одни стены, не было даже крыши. Висело объявление, что школа временно расположена в доме культуры.
Майя отправилась туда и познакомилась с учительницей, которая ее тут же очаровала и записала в школу. Спустя пару месяцев учительница спохватилась: - Милая, так нельзя! Надо все остальные предметы изучать... мы обратно переедем - разберемся, а пока запиши себя сама куда-нибудь, походи по кабинетам и найди себе преподавателей.
Майя говорила: - И там было такое сплошное закулисье - свет горел только в актовом зале, да в центральном коридоре, а я ходила, спотыкалась, смущалась и стучалась. Как-то так получилось, что люди попались хорошие, взяли меня, но все сразу во второй класс. Так и доучилась.
А я смеялась и вспоминала Филибера, который как-то умудрился в детстве закончить музыкальную школу по классу гитары, но играет исключительно на фортепиано. Только он, конечно, не говорит "играет", он говорит, что "музицирует". И как я безумно люблю слушать его вальс "Амели" или мелодию из к/ф "Просто вместе", который по Анне Гавальде, но я никогда не слышала, как он играет на гитаре. Помню, что учитель его появлялся раз в месяц, и восторга у Филибера не вызвал.
Когда-то две милые европейские девушки играли концерт балканской музыки для меня одной. Элизабет играла на пианино, на гитаре и на флейте, меняя инструменты, а Бэтти играла на виолончели.
Помню, что я слушала и сидела на полу, но на самом деле на облаках.
А еще они тогда записывали альбом. Им нужно было договориться с фотографом по-поводу обложки диска. Они повезли меня с собой. Это была студия в каком-то тихом районе Цюриха, где все было: и белый фон, и черный фон, и лестницы, и зонтики, и круглый стол, за которым мы сидели и пили апфельзафт. Они обсуждали свою обложку полтора часа (я засекла время), и я понимала далеко не все из их разговоров. К тому времени я уже освоилась и впала в нужное медитативное состояние, но все-таки иногда забывала упереться взглядом в небытие. Швейцарцы говорят не все время, а делают паузы через каждые шесть-семь минут. Паузы длятся около минуты, и все делают отрешенные лица. Сама я чувствовала себя неловко, поэтому быстро подносила бокал ко рту и смотрела в потолок.
Элизабет потом сказала: - Мне было трудно в вашей стране, т.к. говорить надо все время, не должно повисать пауз, а это неестественно для нас.
Для меня же было неестественным молчать. Поэтому я пыталась развеять скуку мыслями о том, что именно в этот момент, именно эти люди - все, дружно, хором - думают о смерти.
Согласитесь, это все меняет!