Пограничное нахохленное состояние между снегом и ожиданием снега. Выглядываю из гнезда шарфа, мучаясь, что невозможно спокойно сидеть ("вражеская страна тахикардия"), успокаиваюсь на уроке - там она не мешает, потому что я всегда активна и не обращаю внимания; остатки болезни дают о себе знать - тянут тебя в разные стороны и вызывают желание лечь, накрыться с головой, но... не получается лежать. Стоит лечь - воспоминания самого раннего детства, когда просыпаешься в темноте от гулкого сердцебиения, лежишь, не можешь ни уснуть, ни объяснить происходящее, а чудится, что это шаги за стеной, шаги на лестнице - извне, а не внутри. В три года не знаешь, что это просто болезнь, поэтому чувствуешь только одно - ужас.
Никогда не понимала тех, кому нравится их детство - непридуманное, не созданное потом, отдельно, не то, которое я готовлю, как завтрак, своим ученикам, а то... настоящее - со страхами, ужасами, душевными мучениями, которые нельзя объяснить, со всем ужасом иррационального. Даже теперь я вижу окружающий мир как-то проще, сумев притушить всю эту боль и тоску.
Если бы можно было озвучить внутреннюю тоску (и, конечно, любовь и смерть), то явно не белым голосом. Это была бы негритянка, поющая в церкви спиричуэлс.