I am not yet born ; O fill me
With strength against those who would freeze my
humanity , will dragoon me into a letal automation,
would make me a cog in a machine , a thing with
one face, a thing , and against all those
who would dissipate my entirety, would
blow me like thistledown hither and thither and
hither and thither like water held in the
hands would spill me.
Let not make me a stone and let them not spill me.
Otherwise kill me.
Louis MacNeice - Prayer before Birth
Это стихотворение я учила с мамой, а она - со своими учениками; и больше всего люблю конец:
"не позволяй им сделать меня камнем и не позволь им разлить меня. в противном случае - убей меня".
...
Уф... кажется, окончательно прояснилось изображение. Настолько прояснилось, что я подумала: пора прикрывать эту лавочку чудес. Этой весной я побила все мыслимые и немыслимые рекорды (тридцать шесть часов сна мне помогли это осознать).
С ужасом перечитала дневник за последний месяц и поняла, что в течение весны летала в облаках - писала какие-то дикие вещи... поняла, отчего сдала в институте три работы неподписанными (вообще. т.е. ни имени, ни отчества, ни фамилии - пустое место оставила... почему?!), что я там ещё такого делала - боюсь даже сказать. Глянула в свои работы: мама, дорогая... почему у меня все названия книг в кавычках, а в цитаты без кавычек? - впрочем, я всё равно не понимаю, какой структуры они от меня хотят, поэтому отстаньте уже все...
Хорошо, что больше ничего страшного я не делала - т.е. никого всё-таки ни разу не обозвала, ни на кого не кричала, ногами не топала, вообще тихо просидела двадцать дней непостижимым образом.
И утешает одно *грызёт конфетку*: на работе это не отразилось. Стоит мне встать у доски, как та распустёха, с которой я тут живу (ну, да! - это у неё дыры в сумке и жёлтые колготки - так и запишите) куда-то исчезает.
Тут у меня как-то Ярославна появилась в дверях. Она зачем-то стучалась, заглядывала и делала какие-то движения бровями. Помню, что успела подумать, обводя глазами класс: "к кому это Ярославна тут пришла?" и только после урока до меня дошло, что, наверное, к небрежной распустёхе, с которой у меня, слава всем святым, нет ничего общего.
Появись в дверях Джонни Депп - не заметила бы, наверное. Впрочем... вы тут были? - не были. Но знайте: в этом богоугодном городке нет никаких джонни деппов. Тут вообще сплошной deep... и не deep таун, как у Лукьяненко, а... море, что ли? - кто там был "дип", в котором снимался "дэпп"? - да, deep sea (недалко до оушэн джипси... а тут одни джипси и один сплошной упси), - знание языков приводит к тихому помешательству, и я стану, как та "пыльная косточка ивана карамазова" - имею в виду того свихнувшегося парня-филолога, о котором писала Лена Элтанг. У него всё похоже начиналось.
У меня только одно нехорошее подозрение: вот эту-то распустёху все и любят. А.А. любить невозможно - она неприступная, гордая, умная, серьезная... настолько умная, что в институт со мной ходить отказывается наотрез. А я бы с удовольствием с ней туда сходила... вот нету у меня двойника-близнеца - всем приходится быть самой! - умаялась уже.
Скажу честно и печально - я бы с ней вообще всюду ходила, но долго её удерживать никаким волшебством пока не получается. Остаётся вернутся из состояния парения в облаках (это у меня покойников забрали, поэтому меня и понесло неведомо куда) и вернуться к моим печалям - с ними оно как-то приличнее всё выглядит...
Ладно... хватит про меня. Расскажу про Филибера (давно не писала):
сидит он в военкомате. Заходит врач:
-Господи! - это что за жертва Бухенвальда?
Филибер, строго: - Вы там были?
-Нет.
-А я был, - не шутит Филибер. - И очень страшно... поэтому не бросайтесь такими словами.
Все в ауте, ясное дело.
(поясню: детей туда на экскурсию возили, это не его фантазии)
Обсуждали общих знакомых и речь зашла об абортах. Тут дети узнают страшное (детям не читать!) - разумеется, что практичная и трезвая Анна Андреевна их сурово и сдержанно одобряет. Повисла страшная пауза. Пока Филибер обдумывал эту страшную новость, я торопливо сказала:
-Так, молчи! - ещё одна тема, на которой мы разругаемся насмерть.
Филибер, медленно: - Да. Понимаю. Третья. Первая была Лев Толстой, вторая - здоровье, а третья... вообще чудесная.
Потом спрашивает с подозрением: - Ты тут ни с кем не успела поговорить, пока болела?
я, покаянно: - Да, успела... но о литературе. Узнала, что я нехорошо поступаю, что всех вас описываю, этим материалом нагло пользуюсь, что литературную деятельность надо строить на собирательных героях...
-А как же остальные...
-Не знаю. Но я не стала говорить, что я на этом ещё и деньги зарабатываю.
И печально шучу сама с собой: и никто не избежит от моей творческой мясорубки...
Ладно:) - закончу повеселее:
- голова перестала кружиться, я смогла распрямиться и отправляюсь в большую жизнь:
-Здравствуйте, мистер Бог! - я снова вами сюда заслана. Мне очень тревожно, но я рада, что есть на свете две вещи, которые я люблю: детей и английский язык. С ними нам ничего не страшно, ведь правда?..
