пели голосом санты.
уже скоро ведь.
Это я хокку запросила от жж. А на "погадать" выпало "мы слушали мёртвых соловьёв" - концептуально, согласитесь!..
До 4-х утра писала декадентов. И так мне было широко, вольно, спокойно и ясно - этак на сто лет вперёд и до упора назад, что я с досадой подумала о том, что несколько часов поспать всё-таки надо, потому что в первый класс в таком просветлённом и потустороннем настроении не ходят.
В пять проснулась, т.к. резко заболело сердце. Открыла глаза, посмотрела в тускло поблёскивающий звёздный потолок и с неудовольствием подумала:
-А вот умру, не дописав с 4-ым классом книжку... вот обидно будет!..
Тот факт, что я не допишу работу по декадентам - меня не смутил и даже не взволновал. Правда, я бы сокрушалась на том свете, что могла бы больше времени отдать друзьям, семье и себе, а не обществу мёртвых поэтов, лютых эротоманов, завзятых кокаинистов, мэтров-морфинистов и документалистов-порнографистов и авторам методических пособий по геометрии.
С этой невесёлой мыслью я покашляла, поскрипела, поморщилась и попыталась спать опять.
Первый класс - настоящие джентельмены. Понимаю, что реально выгляжу как те декаденты из "Бродячей собаки", но Республика ШКИД внезапно сказал:
-Вы красивый такой!.. красивая, то есть...
Роджер Непоседа поддержал его: - У Вас длинные серёжки есть!..
в этом месте я чуть не покатилась со смеху, но сдержанно улыбнулась и приказала продолжать делать morning gym, который заключаются в чистке зубов, мытье лица, питье молока и поедании овсянки... сама я говорю текст вразброс, а руками сейчас уже показываю что-угодно, кроме того, что надо. Они должны делать правильные движения, не давая себя сбить.
А потом мы прорубались сквозь джунгли: дети - команда путешественников, я - мистер Крокодил. Живу посереди реки Нил - на острове. Дети надевают пробковые шлемы, затягивают лямки и пояса - продираются к реке, а я радостно хлопаю хвостом и лапками по воде.
Они кричат: - Миста Крокодайл! Мэй ай кросс дэ вота ту си ё феа дота?
Крокодил отвечает: - Йес, ю мэй, иф ю а веарин самфин (ы-ы-ы! - они как-то так и говорят) рэд!
Далее вопль: - У меня честно есть цвет лэд на плавках! - там селдечко!
:)
Так вот... прорубались сквозь джунгли, а у меня в голове только строчки из Аббы:
Pushing through unknown jungles every day
Shes a girl with a taste for the world...
а как этот нож, которым прорубаются-то, я забыла... ну, забыла - и ладно! - что мне тот нож? - но он мне ещё три урока покоя не давал. Вернее, каждую перемену я мучительно вспоминала, а потом пришла домой и посмотрела, что это мачете - мне это слово совсем не нужно было, но как же оно болело и чесалось в голове - ужас.
Мы ходим по кругу и смотрим в бинокли - выискивая на потолке тинкл-твинкл литтл ста, читаем магическим голосом снег, ложащийся на оконную раму, садим секвои на побережье незабвенной Калифорнии, плывём по течению Гольфстрим к Нью-Йорку и вворачиваем лампочки в небо, открываем и закрываем ставни на глазах, кладём глаза в ладошки, а потом рисуем мистера Гуся во фраке и в цилиндре, который с грустью смотрит в подмёрзшую лужу, в которой плавают золотые звёзды.
Гусь не знает, что раскармливают его к Рождеству, но просит быть милосердными к старикам на Рождество и не забывать опустить пенни в старую вязаную шапку...
Перейдя в 4-ый класс сложила руки на груди - стою, жду, пока затихнут (руки обычно складываю в конце урока, но у спиногрызов нужно это делать и в начале урока), начинаю:
-Иц тайм ту лив зэ класс (это время покинуть класс)...
спохватываюсь - все начинают смеяться. Минуту назад я только что сделала это в 1-ом классе, поэтому не перестроилась.
Мы рисуем голодную катапиллу и яйцо на листе - я морально готова к тому, что слово egg пережить будет невозможно, но всякий раз думаю: - Вот Фрейд бы развернулся в 4-ом классе!.. потирал бы руки - непочатый край работы просто! - а я тут никак себе делянку распахать не могу...
Чтобы ни на секунду не выйти из образа и не почувствовать усталость и раздражение - терпеливо перебираю в руках игрушечную гусеницу.
Зато Джека они делают так, что спустя десять строчек мы обессиленно падаем на парты - и даже им нужно время, чтобы отдышаться (мне не нужно, но я-то супергерой, чёрный плащ и богус на время урока - не нуждаюсь ни в еде, ни в воде...).
Завела привычку и там двигаться между рядами детей, не переставая делать движения и чётко артикулировать во время общей рецитации: это собирает спиногрызов - мисс Энни за спиной может быть опаснее, чем у доски.
Звездоглазик в противном настроении глупо острит: - А гусеница внутри пустая? помню, что раньше у вас был крокодил без кишков...
Ася, сухо: - Если ты не заметил, то это был пенал.
Кейт, сочувственно: - Он всегда был недогадлив.
С посвящением книги возникло много разных течений: кто-то посвятил книгу фо майсэлф, кто-то - бабушке, кто-то - маме, кто-то - другу, кто-то - каждому телу, а кто-то - однокласснику.
Есть много скрытых драм, ибо если ты, Худышка, посвятил книгу лучшему другу Креативу, то совсем не обязательно, что Креативчик посвятил свою книгу тебе...
Восьмой класс впал в новое состояние: они теперь со мной спорят (ура! - это шаг в будущее). Скажи я им, что в Африке жарко - будут убеждать, что холодно. Не все, разумеется, но если Д. решил, что я кругом неправа и вообще ничего в этой жизни не понимаю, то Э. и Э. скорей всего тоже будут против меня (все против меня - наконец-то!).
Вспоминаю, что я была не согласна этак до 1-го курса в институте, где ещё что-то яростно защищала, твёрдо помня, что "кто не был революционером - тот подлец". Это сейчас мне вообщем-то всё равно, что говорит тот или иной лектор. Но зато председателю комсомольской ячейке не лень - со всеми спорит; но он не внял словам Черчилля.
Так вот - сижу я такая в длинной юбочке на столе и задаю провокационные вопросы. Дети не сдаются - убеждают меня, что пережить можно что-угодно (ну, дай Бог, чтобы им не пришлось этого что-угодно), а я вспоминаю, что восемь лет назад, в своём восьмом классе, в своём веке, в своём одиночестве я сидела за партой и яростно мечтала о том, как я сама буду сидеть на столе во флисовой юбке, задавать вопросы и направлять ответы.
Всё сбылось, и я думаю: надо было ещё чего-то попросить... да недогадливая была.
Помню, что в обычной школе нас с одноклассницей сняли с уроков, чтобы делать стенгазету. Не сказать, чтобы я была рада, но молча водила карандашом и смотрела в окно, за которым шёл слепящий снег. Одноклассница трещала о том, как она любит танцевать, я смотрела вежливо и сочувственно. Разумеется, я не умела танцевать, но читала книжки.
Теперь я бы хотела как-то выписать эту чудесную девочку обратно - она бы мне быстренько всё написала, тихо-мирно заболела и слегла с температурой. Но я бы научила её танцевать, красиво одеваться, краситься, смеяться и плевать на многое. Это был бы шикарный обмен опытом!
Шарф вяжется со средней скоростью, тетради проверяются, конспекты пишутся, декаденты движутся, гусеница вылупляется, дом Джека достраивается, священник просыпается, бреется, израненный оборванец женится, с плачущей девушкой целуется, корова доится, диск на уроке не проигрывается, но уже следующий записывается, снег опускается, а песня в восьмом поётся.
Это был действительный залог и настоящее время.
Рассказываю Филиберу: - Задала сочинение про суицид - весь класс сдал тетради! Весь. Ты понимаешь?
-Да, тема хорошая... какие ещё остались?
-Алкоголь, секс, наркотики, рок-н-ролл...
-Растяни на подольше.
-А ты там что пишешь целыми днями?
-Про зиму, про любовь и про работу. Я больше не умею ни о чём.
-А что можно писать каждый день про зиму?
-Как что? - всё.
-А можешь что-нибудь прочитать?
Читаю Филиберу кусочек зимы, тот - вопреки обыкновению - действительно слушает, а потом говорит:
-Как можно так любить и помнить зиму? - я восхищён, конечно...
-А я больше ничего не люблю и не помню, когда я в ней - отвечаю я.
И это действительно так, ведь каждый урок (пять минут до и пять после) ты можешь видеть только класс, поэтому все остальные люди звучат и ходят за кадром, я отвечаю невпопад, я отмахиваюсь и равнодушно прохожу мимо кого-угодно. Подозреваю, что в это время я бы прошла мимо собственного ребёнка, мимоходом потрепав его по плечу.
Потому что в классе бывает только здесь и сейчас, даже если я говорю о прошлом, но никогда без настоящего, потому что я не хочу, чтобы литература была для них прошлым - это как тот коврик с оленями, о котором нельзя рассказать своим детям... поэтому и не рассказываю - начинаю сначала, как зима каждый год заново строит ледяные замки, горки, дарит сосульки, вручает ледянки. Она собрана, прицельна, холодна и властна.
Если бы я выбирала между тем, кто проходит мимо и зимой - выбрала бы зиму. И в глубину того шкафа, где висят шубы, раздвигая ветки, выходя в безвоздушное холодное пространство, оставляя всё, кроме урока, за кадром. Я бы даже не оглянулась... но сделала бы первые шаги по нетронутому снегу, забыв о том, что предлагали когда-то в темном и душном шкафу.