И три окна леденцово-жёлтым светятся, а там стены толстые, розовой краской крашенные, а мы помним, как она делается - половая смешивается с белой в равной пропорции, всё те же искусственные цветы на стенах, а с тех пор ничего не изменилось. Ну, то есть совсем.
Только деревянный дом на пустыре снесли, но это уже после школьной ограды, - такую же старинную ограду разломали вокруг парка, чтобы поставить точно такую же, но попроще. Потом территория школы, деревья уже за оградой... деревья, которые всё также щедро осыпают меня "вертолётами" семян, когда налетает порыв ветра, а сухие семена слетают с содрогающихся ветвей клёнов; потом уже пустая полуразрушенная башня и остановка. Вокруг изменилось абсолютно всё.
И думаешь, вперясь глазами в не замёрзшие окна: всё та же тщета и нищета, Господи; а потом я ехала три раза через что-то тёмное, проскребла "глазок в мир" в маршрутке и обнаружила, что с очередного стеклянного магазина сняли заборы и заслоны, а там что-то в зловеще голубо-зелёном свете темнеет - и я вроде рыбы, плывущей вдоль стены мутного аквариума. Вглядываюсь: олени, кивающие головами, но ещё не подсвеченные, сани санты, светильники "икея", плетёные шарики, домики, - то есть кусок усреднённого европейского пейзажа вполне себе безликого.
Как ты идёшь по какой-нибудь немецкой улочке, видишь розовый, нездорово-свекольного какого-то цвета домик... или, нет! - видишь фотографию такого домика, кусок мостовой, вывеску, лавочку и... чувство жуткой тоски на тебя обрушивается.
И каких-то несколько метров и десятков лет это разделяет, чтобы в очередной раз подумать, что если по-простому, то время можно разделить на две половины, что между ними огромная пропасть, а если по-крупному - то это вообще неважно, т.к. всё это из одной области, и тут нельзя поделить на время или место...
(а то опять кто-нибудь вычитает, что я русскую школу ругаю)
Это я смотрю в свою, отобранную (собой же), программу по лит-ре на этот год и пытаюсь решить: могу я "реализм" или не могу. Вот хоть убейте, не могу понять: каким крутым учителем надо быть, чтобы от Лермонтова к Горькому и Платонову скакать. И зачем? - пусть или уж подобие хронологии, или уж пусть это будет подобие жанра, Господи, прости меня, но я сама не очень хорошо это помню, и я не умела даже в четырнадцать лет раскладывать то, что проходили по направлениям. Вот, руку на сердце кладу, - не умела. А лучше, тоньше и взрослее, чем в четырнадцать лет никогда в жизни не была. Правда.
Смотрю в свою детскую тетрадку, вижу, сколько прошли, сколько не прошли, по какому; вспоминаю, что даже в школе, где литература была пять раз в неделю, тоже далеко не всё "прошли", но вопросы почему-то всегда попадались по тому, что не читала никогда.
И в институте тоже так; поэтому последний год читаю в кратком содержании накануне экзамена, глубоко презирая себя и всех, кто придумал это "полное ку", простите.
И какой же отдушиной было чтение "Девочки из Метрополя" милой и дорогой Долорес*, которая тоже любила прыгать из окон горящего дома - как я это называю - и "с нехорошей развязностью: а я не знаю билета... а я и другого не знаю... я вообще никакого не знаю!".
В детстве я читала из четырёхтомника только тот, небесно-голубой, с золотыми листьями, где внутри были сказки, но не те, которые про людей (про них и так было много книжек раньше), а - волшебные. Про дедушку-бомжа и куклу барби Машу. Да. Ведь я ребёнок поколения фильма "Донни Дарко", который я никогда не смотрела, но всегда напеваю песенку оттуда:
Went to school and I was very nervous
No one knew me
No one knew me
(когда я пошёл в школу, то был очень нервным: ни один не знал меня, ни один не знал меня...)
Hello teacher tell me what’s my lesson
Look right through me...
(здравствуйте, учитель, скажите, какой у меня урок, глядя сквозь меня...)
И "Девочка" написана первым, по-моему, спиногрызом в литературе (для меня, то есть) - т.е. не безнадёжно, как ни странно: и все эти знакомые выкрики, истерики, хаотические перемещения вещей, неспособность уследить ни за калошей, ни за юбкой, ни за ручкой, ни за тетрадкой, попытка украсть, перелезть, сбежать, а главное, что бесконечно врать... и при этом стать потом писателем.
И плохо, что помню смутно... вот, спроси сейчас: что ты читала у неё десять лет назад?
-Как какие-то женщины ругаются на коммунальной кухне, - ответила бы и сейчас, не сморгнув, т.к. в десять лет не могла запомнить что-то ещё.
И хмуро представила, как спрашиваю детей: - о чём это?
и получаю ответ от тех, кто вообще прочёл: -О дяденьке, который играл в кабаке, о машинисте и о макаре чудре-чудра...
(ну, это тот хрестоматийный набор с "Гамбринусом", "В прекрасном и яростном мире" и "Макар Чудра" - и как потом они советуют скакать обратно к романтизму, но зарубежному? - и с какой скоростью тогда надо читать? если реально ч и т а т ь, а не врать, как врут малолетние студентки большинства институтов?) - ох уж этот mad world...
Услышала и зацепилась тут в "Крошке Доррит" - лив он э брайт сайд - а я только на днях перевела это вслух в 4-ом классе и споткнулась об это "живи на яркой стороне", набившее оскомину, но так легко и просто употребляемое в английском - никогда бы не смогла стать переводчиком, я ведь даже не задумывалась, что это такое - настолько разные слова и смыслы.
Bright and early for their daily races
Going nowhere
Going nowhere
Their tears are filling up their glasses
No expression
No expression
Hide my head I wanna drown my sorrows
No Tomorrow
No Tomorrow...
...и хайд май хэд, я бы хотела топить мои печали, чтобы не сегодня, но получилось, видимо, именно сегодня, м.б. ветер и мотающиеся за окном ветки тому причиной.
* - Людмилы Стефановны Петрушевской