Помню, что мы тоже полгода отбывали срок в избушке - там ручку положишь - покатится. Или нет. Не помню. Но ощущения были такие. И пару раз я крепко приложилась белым твёрдым лбом о притолоки, забывая пригибаться. Это такой милый курятник с подслеповатыми окнами, где ходят такие домашние дети в кофтах и шерстяных носочках, хотя там всегда такой... курятник, короче. Как в произведениях Гоголя.
Приходишь туда с морозу (аки Дуня Смирнова в своей книге) - и дети свято убеждены в том, что цель жизни этой стервы - убить всякую радость в молодости.
Сегодня у меня аж четыре книги на класс (третья неделя, как мы ИЗУЧАЕМ). Даже Люся, например, сподобилась книгу принесть, а я... никак.
Мама считает меня чёрствой и неблагодарной. Что бы дети ни делали - безжалостной стерве всё мало.
Она является всюду и напоминает про флейты, книги, руки, ноги, тетради... задала аж две домашних работы. С января. Одну - по Байрону. Другую - по Шекспиру. Две. Вещи. Как в анекдоте.
Юнцы-молодцы делают меня бодрой и активной - я ведь готовлюсь так: сперва пишу урок на тот случай, если книг не будет (ну, основной сценарий), а потом пишу урок, в котором книги у детей есть... гипотетически.
Не спрашивайте - почему они со мной так? Кажется, я их даже полюблю - вы знаете, что "чем меньше - тем больше" - вы же помните у Пушкина?
Бог рассудил, что раз пока место драм вселенских масштабов пустует - детишки могут заставить меня попереживать.
А фиг. Вот назло всем буду готовиться ночами, резать бумажки, учить отрывки, а ещё подозревать, что если подросток делает домашнюю работу - что-то замышляет.
Потому что Земфира спела за меня: "но я героев не встречала. в этой жизни" - я никому не верю, я не знаю ни добра, ни зла, я уже близка к институтским преподавателям, тем, которые отнюдь не безнадёжные - те, которые уже сами не понимают, где находятся из-за количества прочитанной литературы.
Вчера говорила с мамой Филибера и диктовала её стишок, который надо учить с детишками.
Мама Филибера: - Они знают стихотворные размеры?
-О! - дети девственно чисты! Просто белый лист, белые пятна на карте, облака в марте - с чувством воплю я.
Филибер потом: - Что это мама такая весёлая? - песенки поёт, на меня не сердится...
-А она просто со мной пообщалась и поняла, какое ты золото, - серьёзно говорю. - И какую потрясающую дочь вырастили бедные мои родители - ни минуты тишины и мира.
Пришла в библиотеку. За моей спиной - Кузмин. Амфитеатров. Сологуб. Одеты мы все бедно, но прилично, чисто. Ведём себя пристойно.
-Каких?
-Только Кузмина, - говорю. - И ту синенькую книжицу, которую я просто так беру. Чисто для весу.
Приносят.
Спустя три часа, одурев от развратников в лимонных перчатках и блудниц в синем вуале, я возвращаюсь со стопкой книг от колен до подбородка, книги иногда выскакивают и падают на пол.
Библиотекарь, радостно вскакивая: - Щас остальные принесу!
-Спасибо, не надо! - быстро говорю я.
Библиотекарь начинает смеяться, и солнце озаряет комнату.
Сологуб прикладывает два пальца к шляпе и покидает книгохранилище. Амфитеатров долго отрясает капли с шубы, протирает платком пенсне, недовольно поджимает губы, зато Кузмин галантно помогает мне спуститься с лестницы, и я настолько отрешена, что даже тактично молчит - обычно я хожу, как мальчик из к/ф "Богус" и вовсю общаюсь с воображаемыми друзьями.
Поэтому книги, которые современные, с неодетыми женщинами на обложках, сегодня даже остались невостребованными.
А от Кузмина я избавилась. Не могу больше пока. У него там была двадцатитрёхлетняя вдова с шестью покойными мужьями, собирающаяся в монастырь, и я чувствую, что сама уже, как та вдова, неважно, что я в своей жизни, кроме пединститута и библиотеки ничего не видела (сами понимаете...).
Мне хочется хмуро давить всех тех, кто пишет о весне и о любви (Хэлена сказала, что это, наверное, какие-то неучи), и я хочу выглядеть, как Хелена Бонем Картер, но посвятить свою молодую невинную жизнь литературоведению. Хочу загубить себя в цвете лет, чтобы носить лимонные перчатки и синий вуаль, чтобы презрительно кривить губы на каждого влюблённого идиота, никого не любить, и ещё несколько лет всего этого избежать; чтобы рисовать круги под глазами и беспробудно пить... писАть, я хотела сказать.
Ибо я вошла во вкус - мне теперь дольше пяти минут никто не нравится - я первый раз в жизни так живу, о Господи, избавь меня от мудрости и печали, я нахлебалась с первого класса на всю жизнь - первый раз живу, как нормальный человек, кажется.
Но главное - декаденты.
До июня, во всяком случае.