Дорогой сэр,

много воды утекло с тех пор, когда я в последний раз писала Вам. Но... признаться, и Вы не радуете меня ни весточкой, ни цветущей веточкой...

У нас здесь холодно, но, признаться, это мало меня волнует, т.к. занята я какими-то малоинтересными делами, коих бы не хотела касаться в этом письме. Покажу лишь один характерный эпизод из институтской серии (место, где я имею счастье стажироваться на сельскую учительницу).
Преподавательница из любимых: - Ох, трудно, понимаю... как хорошо с русским языком - с нашей темой! но там же ещё литература... как можно выйти из нашей системы - такой удобной - и начать говорить о чём-то образном?.. как-то же это надо... сказать? - о том, как кто-то что-то... чувствует?
В этом месте я низко-низко опустила голову, чтобы себя не выдать.

- that's not a shape of my heart, - сказала бы я.

Чувствую себя шпионкой, засланной во вражеский стан, этак времён Второй Мировой - дело к подписанию безоговорочной капитуляции, но но победопоражений ещё далеко.

Вы это место пропустите, дорогой сэр, я знаю, что написала сумбурно и... непродуманно. Исправлюсь! - прямо сейчас:
-Любить не свой язык - это такое же странное чувство, как если быть замужем, но любить кого-то другого. При том маленьком пункте, в котором указано, что муж твой - Генрих Восьмой, и не ты его выбирала, твёрдо зная, что только с ним ты можешь ужиться (пока он тебя не убьёт, то есть).

Это допустимая формулировка? - всё равно разговор этот останется между нами, поэтому я могу поведать Вам о своей... если не сердечной смуте, но хотя бы душевной.
О сердечной, думаю, никому по-настоящему нельзя, если прозой... Как там Ваш случай в Монтрозе? - тут я вывожу пером две точки и описываю полукруг - скобкой, чтобы изобразить улыбку.
-Вы улыбаетесь? - надеюсь!
Впрочем, может статься, что Вы пишете уже "Валентинов день" или же вообще "Песнь последнего менестреля" - ? Хотела бы я знать наверняка!..

Мне дико грустно, если позволите... мне страшно, мне тошно, мне неуютно этой весной, и жду и не дождусь её окончания, - я бы хотела дожить до победы, рассчитывая ещё на какие-то силы, которых так мало. Сегодня меня навестила одна давняя знакомая в чёрном плаще и капюшоне с непременным и неприметным атрибутом - заточенной косой.
-На горло не дави, - попросила я, но эта женщина неумолима.
Папенька всё пытался измерить мне пульс тем, чем мерят давление, а я говорила, что он не может этого сделать - двести ударов я не чувствовала, хотя в этом шуме и ярости ты всё равно не различаешь отдельных ударов, а только грохот локомотива, несущегося мимо.
Но надо сказать, что я сегодня потеряла всякое самообладание - я даже плакала, чего уж там...

Хотя, это довольно забавный спектакль, если переключить на канал трансляции местного сериала (идиоматическое выражение, непереводимое на язык Вашей эпохи) - руки я ломаю так, как ни в одном институте не учат. Разве что... в театральном училище?

Теперь на всей планете очень тихо, хотя я понимаю, что это вследствие моей "внутренней глухоты", которая всегда наступает потом.

У нас в институте много женщин в деликатном положении - я смотрю на них завороженно: всё проходит мимо, не касаясь их лиц, не нарушая ни малейшей рябью волнения, и я бы хотела быть такой, чтобы не быть оголённым проводом, к которому нельзя прикоснуться сейчас.

Ничего, что я пишу такие вещи, сэр? - я думаю, что мы, как собратья по ремеслу, смело можем говорить о чём-угодно. Уж не знаю, кто дал нам такие права, но это только в них я уверена и держу их крепко, хотя... многие почему-то не хотят получить из наших с Вами рук стопроцентное бессмертие.

Жаловалась ли госпожа В., когда Вы в сотый раз воспроизводили черты её в своих прекрасных героинях? - а между тем... я вижу её всякий раз живой, а этого дорогого стоит.
Впрочем, живых людей вообще мало, потому что Ваши герои для меня более материальны даже...
Моя тётушка тут предположила, что лёгкая аутичность досталась моему двоюродному племяннику именно от меня: - Аню вот никогда не интересовал внешний мир...
-Вашими бы устами! - мысленно хмыкнула я, ибо я всегда хотела, чтобы он меня отпустил как можно дальше, не цепляясь перьями шляп, колючей проволкой, перикатиполем и зазубринами шестерёнок за подолы моих платьев.

Как погода в Эдинбурге? - не выросли ли цены на джем, бекон и почки? - как я спокойна и счастлива хотя бы за Вас, представляя, как Вы проходите утром в белую и прекрасную столовую, распахивая французское окно прямиком в сад, а зелёные ветки качаются перед Вами.
Мне кажется, что я ощущаю хруст накрахмаленной скатерти, запах тёплой булочки, звон чайной ложки и вижу отражение драгоценной массы мармелада в серебре ножа.

Весна у меня была прекрасная, - несмотря ни на что. И я облачилась бы в фиолетовые одежды, являя ответ целому миру, но... дети мне отнюдь не безразличны, поэтому абсолютный покой и божественно равнодушие я пока не олицетворяю.

Вчера я долго ходила и рассказывала детям, что спектакль, который мы смотрели, мне не понравился, т.к. он о жизни (а я отрицаю жизнь, т.к. вкус к ней мне привили таки декаденты), а тут подошла приличная чужая женщина, которая спросила:
-Вам понравилось?
-Да, - фальшиво улыбнулась я, порадовавшись, что рядом нет детей, и я не подаю пример подлого двуличия.
-Напишите отзыв?
-Подойдите лучше к моим детям - они будут рады, - мягко сказала я.
Женщина посмотрела на меня странно, но я сделала нетерпеливый жест рукой, показав на стайку подростков. Потом она, видимо, сообразила, что я имела в виду и послушно пошла к ним.

И если всю зиму я пролетала, нетерпеливо качая ногой в полосатом чулке, смеясь с друзьями:
-Пока не кончится зима - овердоз не пройдёт.
Я летаю по небу - я офигительно летаю по небу,
А ты иди себе к арабу, к эребу -
Куда-нибудь - не вопрос...

После того, как я радостно разогнала всех лишних людей, то подумала, что наблюдаю погружение острова своей юности (так сказали бы жители этого города) в пучину летейских вод.

С таким наслаждением я ещё ничего не топила, признаться. Только не говорите, что Вы любили всю эту чушь - детство, юность? - сейчас гляну в Википедии - учились ли Вы? - и если да - ради Бога! - не говорите мне о прелестях той весёлой поры. Всё это ерунда... придумали это люди, а я вчера на них смотрела весь день, изнывая от скуки - мой паровоз окончательно сошёл с ума и обогнал всех, кого я знала раньше.

Новые герои нравятся мне очень, и я не знаю - насколько их хватит, и слава Богу, и хорошо, и славно.

Мы шли недавно с мамой через рыночную площадь, и я спросила, перехватывая сумку поудобнее:
-Мам, как ты думаешь - Анна Ахматова написала "и те, с кем Бог разлуку нам послал, прекрасно обошлись без нас и даже..." с едкой иронией и сожалением? или уже от души? - в полном спокойствии - как простую констатацию?
-И то, и это, - думаю. - В том возрасте, когда уже в спокойствие, но Анна Ахматова, надеюсь, никогда не была в состоянии заупокойного покоя.

Сэр Вальтер Скотт! - у Вас вполне закономерный вопрос назрел: Кто, чёрт побери, такая эта Анна Ахматова?
Похлопаю Вас по плечу: считайте, что это просто одна наша русская знакомая.

Мне нужно заканчивать, чтобы не разреветься - я что-то сегодня не похожа на самое себя, зато в кои-то веки человечна, хотя всё ещё немилосердна.

Если бы я могла просить Mon Dieu о чём-то - попросила бы, возможно, об этом. О терпении, милосердии, смирении, чтобы не воспринимать их в качестве унижения.

Прощайте, дорогой сэр! - Бог знает, когда спишемся снова, но я надеюсь всё-таки на встречи, на разговоры, ибо всё проходяще, кроме нас с Вами. Ведь правда? - не сочтите за ересь и дурись...

P.S. Я Вас люблю, - вспомнила, что надо об этом чаще говорить, писать, петь и кричать, - на каждом углу, а иначе станешь просто взрослым человеком, а это хуже смерти.

P.P.S. Пришлите мне цветущую веточку... жалко Вам, что ли? Нижайший поклон Вашим домочадцам и удачи в творческих начинаниях - я поддерживаю их заранее и всецело.

Ваша
Анна.