-Может, вытащите наушники?
я, слегка смутившись, т.к. в наушниках надрывается то ли Пушной, то ли Бритни Спирс (одно из двух, - они у меня там рядом): - Не-а.
-А чё так? Девушка, давайте будем знакомиться.
-Нет.
-Потому что я такой некрасивый, да?
-О, нет! Потому что я хочу ехать и слушать... слушать книгу.
-Какую?
-"Гарри Поттера". На английском языке, - прибавила я.
-Ух ты... вы ещё и по-английски можете... бывает же! - молодой человек собрал добро и отвалил.
эпиграф второй: сцена в трамвае.
Кондуктор: - Чё-то... туда-сюда...
-?
-Ну, я вас вообще-то в центр везла утром!
-Ой... мы просто что-то весь день ездим, поэтому...
-А, ну ладно... а то я уж думала, что вы меня не запомнили...
Видите? - всем хочется признания и любви!
Мы встречались с Вэндиварей в кофейне, которая находится в подвале красного дома на Карла Маркса. Там ребристые своды краснокирпичных потолков, которые были всегда - в восьмидесятых там было кафе, где вафлю наполняли мороженым из автомата, выше - магазин "цветы", магазин "Мелодия", магазинчик тканей и булошная "Нива", которая существует и поныне - со своим запахом, со своей чистотой, бедностью и выщербленным плиточным полом. В этом же доме мы каждый год встречаемся с Вэндиварей за стеклянной стеной "Пикассо", где едим пиццу. В этот раз мы немного изменили традицию, но за границы дома не вышли. В этом доме нужно бывать в "Мамочке", сидя на высоких столах и табуретках - в проёмах окон, высоко над землей и чахлыми цветами в ящиках, чтобы за окном поливал дождь, а мимо спешили все герои этой драмы, пересекая главную артерию города, но не для общественного транспорта, а для серебристой реки машин, туристических автобусов и праздных людей (на Карла Маркса все мы становимся немного праздными, признайтесь честно!). Хотя мне по-прежнему неуютно и горько, когда я прохожу по ней как потерпевший южанин из Чарльстона, гадая: когда снесли и разрушили каменных атлантов - похожих на эрмитажевских (точно таких дон Отелло, конечно не потянул...), что украшали фасад кинотеатра "Гигант"* когда-то...
И всё пространство на какие-то пару часов сжимается до пределов разумного, которое я способна постичь своим отнюдь не разумным естеством.
Время Рождества обозначено в моём календаре просто. От седьмого декабря (биографы бы поставили тут ссылку) до 8-го января, когда моё время заканчивается. В эти дни месяца успеет проходить целая жизнь, которую я обычно выношу за рамки года...
Этот период года я сейчас могу описать как морозные дни, засыпанные снегом, приукрашенные куржаком, припорошенные инеем... пахнущие клементином, подаренным Еленой, вербеной, подаренной Филибером и отгаданной Варей с первого раза; дни коротки и помещающимся в оранжевой сумке с палочкой корицы и кружочком апельсина. Они настолько коротки, что способны вместиться в наружный карман дублёнки, запечатлённые, если и не на плёнку, то на карту памяти... эти дни были островком безопасности, спокойствия и зоны... если не отчуждения, то выжидания... остановкой во времени, пространстве, ибо прорезая тьму декабря, они вели меня безукоризненно к долгожданной цели - возможности что-то ещё почувствовать - ибо... если не в эти дни, то когда же?..
Эти дни сопровождались глухим рокотом других барабанов, где в очередной раз для меня умирала тётка Зоя - сеньора Брага, где её племянник Костас Кайрис в очередной раз клал ей руку на грудь, похожую на удмурдский шлем, грудь, которую потом отрезали; и золотые волосы её, пахнущие дегтярным мылом, стали потом прахом, чтобы сводная сестра Юдита могла посмеяться над её головой, похожей на рамбутан...
И как её прах лежал в урне, спрятанной в шляпную картонку, пока нерадивая служанка не уронила её, собрав частично в пылесос... и как потом Костас невозмутимо собрал свою любимую женщину из бумажного пакета обратно - в урну, которую запрятал в лампу в виде маяка, и эта же лампа послужила причиной смерти Лютаса, который падал и проткнул ею глаз... мне не было жаль ни Лютаса, ни Костаса, но жаль себя и всех... потому что детская обида племянника на тётку - не прочитала его рукопись, которую она якобы сунула в кармане впередистоящего кресла самолёта, - кажется такой несусветной чепухой и детским лепетом... хотя дело-то вообще не в этом...
-А в чём же? - спросит кто-нибудь.
-Не знаю, - сейчас уже можно сказать это наверняка. - Но текст - это не дело земной жизни... и даже не любви всей жизни. Любой написанный текст - это собственный ингалятор астматика, собственный костыль, зашитая в воротник ампула... и помощь кому-то ещё (вне пределов твоей собственной промелькнувшей жизни).
Мой текст - мой собственный динорубиновский коврик с оленями, мои дудочка и кувшинчик, мой личный кинотеатр Ягджоглу, который написал на открытке иркутского кинотеатра "Декаданс": "я сделал, что мог - пусть другие сделают лучше".
* - http://pribaikal.ru/uploads/pics/Bez-imeni-5_74.jpg
- основание Биг Бэна... если пройти чуть дальше - будет новооткрытый БУКИНгем - ещё не снимала...
озвучено всё вышеозначенное было примерно так (и одинокий рыбак, тянущий сети из проруби - напротив царя) - с тех пор, как над нашей главной улицей играет музыка - мир изменился. Кардинально.
а это - события прошлого года, не успевшие кануть ни в Лету, ни в Ангару: