-Третий раз на первый курс, - покивала я. - Как там Марья Ивановна поживает - жива ещё?
-Озверела совсем. Мы, впрочем, последние историки, которые сдают у неё этот предмет.
-А больше этот мёртвый классический предмет не в моде?
-Видимо, нет... но я бы предпочла учить названия, а не грамматику.
-Ну, ты губу-то не раскатывай...
В этот момент мы стали глазеть на какого-то святого на стене церкви. Я по своей лихой привычке попыталась с наскоку прочесть и... споткнулась, но обнаружила, что Л.Д. даст мне фору.
-Это ещё что за новости? - удивилась я.
-А у нас в прошлом году был старославянский...
-Час от часу не легче! - этак ты меня переплюнешь со своим порывистым образованием.
Одно утешило меня: Л.Д. после потопала в жёлтый дом - в библиотеку, я же... всё-таки выпить кофейку в тишине, прежде, чем взяться за бабушкину головомойку (в прямом значении).
-И не лень же тебе всё ещё учиться, - уважительно сказала я. Хотя, возможно, если бы у Л.Д. была бакланская синяя картонка - её было бы тоже лень.
-Про учёбу я помню только одно: что у меня есть научная статья, - говорю, прыгая в луже, щедро разбрызгивая ледяную воду в тени каменной стены.
-Хм.
-Да, только писала её всё-таки не совсем я... но я люблю перечитывать этот умный труд, приговаривая: - Эк загнули-то...
В пекарне какая-то женщина громогласно жаловалась на чёрствый эклер, а я деликатно повела плечом: - На этой улице можно легко найти и свежее и дороже, и черствее и дешевле. Хотя... последнее всё-таки вряд ли. Но меня успокаивают неяркие цвета пекарни, спокойные запахи, влажный след, поблёскивающий на полу, открытая настежь дверь, сухой, сепийно-желтоватый апрель, который, опережая эмоциональный март, врывается в пекарню, надувая штору пузырём и парусом, кувшин с морсом на прилавке, высокие стаканы, как у Хелен, и как в любой швейцарской едальне, что на вершине очередной Юры, Риги, Маттер-Хорна или ещё какого островерхого Берна...
-Ты нам такие с мужем подаришь на какой-нибудь праздник, - толстовато намекнула я Филиберу, когда мы прогуливались по Карл-Маркс-Штрассе... Филибер обрадовался, т.к. мои желания не дороги, но практичны и разумны.
Поэтому стаканы, считай, у меня в кармане, то есть на полке. В Швейцарии в них льют, кстати, просто кипяток, прикладывая тебе пакетик "нэстле" с растворимым пуншем, но... вкуснее не пила, клянусь. Хотя... возможно, что на высоте стольки-то там метров, любая еда-вода носит ангельский характер.
Дом Кузнеца был заперт в такой день спереди - т.е. ворота были заперты; поэтому мы обтопали его вокруг и там я утолила свою тоску о прошлом, поприпадав к обветренной каменной кладке, погревшись на солнце, как невозмутимый коты улицы Карла Ландскнехта (это мне компьютер исправил - мне нравится!), которые отказались даже прядать ушами на моё появление из каких-то фантастических еб... далей. Это я вспомнила, что поклонникам пишу:
-О, завтра иду гулять с подругой Галей на кладбище. Ещё погуляем на горе - будем любоваться видом, а потом спустимся к монастырю - я давно не видела могил декабристов...
А Филиберу я пишу: - А, Галька тащит в какие-то фантастически ****.
Так вот эти самые е... дали оказались весьма милы. Вокруг памятника Похабову (нет, это не я хулиганю, а история нашего края так весела и разухабиста) цивилы фотографировались так рьяно, словно японцы, довравшиеся до редкого отпуска, под другими памятниками наши соотечественники принимали столь соблазнительные позы, что я тайком пару раз сделал какой-то нервный жест рукой, который можно было принять за крёстное знамение, если не знать меня... особенно, если не задумываться над трагической судьбой тех, кому обычно памятники ставятся, то... словом, я рада, что мне памятника не поставят.
Волны тепла и запаха свежевыпечённого хлеба плыли над нашей площадью и только звона колоколов и алых флагов не хватало, чтобы закрепить эту торжествующую ленность выходного дня. Но впереди майские - там и наверстаем, - лениво решили звонари и люди.
Детей я избыла накануне - в письме, малодушно скинув этот груз с плеч, поэтому в воскресенье я могла только изображать кудлатого щенка, который с восторгом хрустит по льду луж, загребая ботинками мутные воды вешних вод (о, Тургенев!..), повествуя о своих любовях (да, Л.Д. всегда приходится выслушивать многочасовые порхающие монологи), переключаясь на:
-Бабочка полетела!
-Ой, да... это бабочка... о-о-о! это первая бабочка в этом году!.. так вот... и потом мы такие пошли... ой, смотри! - там дом сгорел... как жаль... варварство! Ох, нет... мёртвая птица... обойдём. О-о-о! какие двери! - это абсолютный модерн, а уж учитывая, какой там навешен крюк... впрочем, двери более позднего периода тоже бывают чудо как хороши... ты ещё лазишь по своим стенкам-пещерам? да, иногда? - хорошо! А я совсем разлюбила всё, что было раньше... хотя... декадентов я, например, и раньше не любила, но зато люблю теперь всё спокойное. Целый месяц уже люблю.
Пусть же и у вас, если бы нетерпеливы, будет молчаливый и доброжелательный друг, и - наоборот - если вы немногословны и погружены в себя, будет рядом кто-то шумный и говорливый. Это и есть гармония, которая всем нам воистину необходима весной:
